Формирование отношения читателя к образу

предателя Андрея Гуськова

(по повести В.Г. Распутина «Живи и помни»)

Материалы к уроку внеклассного чтения

в 10 или 11 классах

учитель русского языка и литературы

высшей категории МБОУ Ермаковской СШ

Пошехонского района Ярославской области

Орлова Ольга Валерьевна

1

Содержание

Введение

................................................................................................................................................ 3

Глава 1. Истоки предательства

................................................................................................... 5

Глава 2. Раздвоение героя: самооправдание и суд совести

..........................................8

Глава 3. Месть, ведущая к одержимости злом

.................................................................12

Глава 4. Что станет с Гуськовым

............................................................................................. 15

Заключение

......................................................................................................................................... 17

Список литературы.

...................................................................................................................... 18

Введение

2015 год не только стал годом Литературы, 15 марта русская литература

понесла величайшую утрату: умер Валентин Григорьевич Распутин.

Произведения его вошли в золотой фонд мировой литературы. Но проститься

с писателем пришли немногие, так что один из репортёров предположил, что

гениального Распутина русские люди читать не будут. Грустно всё это. …

Если русские люди перестанут читать Распутина, то вряд ли они останутся

русскими людьми. Чтобы этого не случилось, Распутина в школе надо

изучать больше.

2

В курсе основной школы на уроках литературы изучаются лишь

«Уроки французского», в 11 классе обычно речь идёт о «Прощании с

Матёрой». Остаются уроки внеклассного чтения, на которых может идти

речь о повести «Живи и помни».

Валентином Григорьевичем Распутиным написано произведение, не

дающее возможности презирать дезертира. Читателю Андрея Гуськова

жалко, особенно остро - в конце повести, когда Настёна кончает жизнь

самоубийством. Важно понять, что неосуждение - это не пресловутая

толерантность. Толерантность – равнодушие ко злу, что в конечном счёте

оборачивается соработничеством этому самому злу. Не толерантность к

дезертирству формировал у читателя Распутин, когда писал «Живи и помни»,

а неосуждение. Осудить – это вычеркнуть и забыть. А не осудить – это

разобраться в причинах преступления и увидеть, как мучительно гибнет в

преступнике человек. Не осуждать - это сострадать и ужасаться. Не осуждать

- это искать спасительный выход.

На уроке внеклассного чтения может быть поставлена проблема:

как удалось автору сделать так, что даже предубеждённому читателю

становится жаль героя-дезертира?

Темой урока будет «Формирование отношения читателя к образу

Андрея Гуськова».

Цель урока: выявление способов формирования читательской позиции

по отношению к образу дезертира Андрея Гуськова.

Осуждать умеют все.

Не осуждать - надо учиться. Это и есть

нравственная цель урока «Формирование отношения читателя к образу

Андрея Гуськова», который лучше провести в 10 или 11 кассах.

На этом уроке будут анализироваться чувства, мысли и поступки Андрея

Гуськова.

Образ Настёны, его жены, можно анализировать на втором уроке. И для этой

работы опубликовано достаточно книг и статей.

Задачи урока:

1.Найти истоки дезертирства Гуськова.

2.Проследить изменения, происходящие с личностью Гуськова с того

момента, как он фактически стал дезертиром, и их влияние на читателя.

3.Сделать выводы о том, что происходит с душой героя в кульминационной

сцене убийства телёнка.

3

4.Опираясь на анализ повести, предположить цель авторского умолчания о

конце жизни Гуськова.

4

1.

Глава

Истоки предательства

.

В литературоведении и критике мне не встретились работы, прямо

относящиеся к интересующей проблеме: исследователей повести Распутина

«Живи и помни» интересует в основном образ Настёны, жены Андрея;

критики рассуждают о мистическом и трагическом сюжетах повести;

отмечают

сходство

Андрея

Гуськова

с

Родионом

Раскольниковым,

отсутствие в повести оправдания дезертирства при гуманном отношении

писателя к главному герою.

Повесть «Живи и помни» вряд ли мог создать писатель-фронтовик.

В.П. Астафьев объясняет это так: «… возьмись наш брат фронтовик писать о

человеке, который до того устал на войне и от войны, что однажды забыл обо

всём и обо всех на свете и задал тягу домой, к жене, к родным, так вот

непременно в нас явилось бы чувство активного протеста, если не

ослепляющей злости: «Ты, гад, устал, а мы, значит, нет!» И начали бы мы

этого самого Гуськова крушить и ляпать чёрной краской. Распутин

насмотрелся на бывших вояк и вдов, наслушался их, вник в самоё суть войны

и зашёл на эту тему со своей глобальной стороны, поднявшись над

материалом, не задавленный его тяжким грузом.»[1, 377]

Распутин мудр и человечен. Он не изобразил рядом с Гуськовым

героя, честно и преданно Родине послужившего: такое сравнение тут же

отвратило бы читателя от Андрея.

Смутно

начинается

повесть

о

предательстве.

Настёна

что-то

предчувствует, сама себе отчёта дать не может. Даже встретившись в бане с

мужем-дезертиром сомневается: он это или нечистая сила? Вполне отчётливо

образ Андрея Гуськова начнёт проступать перед читателем лишь в 4 главе. И

речь вполне внятно идёт не о том, как фактически предал, а о том, что было

до того. Не спешит автор. Может быть, потому, что осуждение всегда

поспешно, а он не судит.

Говорят, что понять – значит простить. Может быть, отвращение к

предателю не успевает возникнуть ещё и потому, что писатель открывает нам

глубинные причины его решения сесть осенью 44-ого на восточный, а не на

западный поезд. Что же подтолкнуло героя к этому решению?

Начало предательству было положено летом 1941 года , когда Андрей,

уходя на фронт, возможно, навсегда покидал родные места. В нём вдруг

закипела горькая обида: «Невольная обида на всё, что оставалось на месте,

от чего его отрывали, и за что ему предстояло воевать, долго не проходила,

она и вызвала то обещание, которое он тогда дал, о котором помнил все

эти годы и которое теперь ненароком сдержал. Не ради него он, конечно,

5

вернулся, но … в нём чудилась какая-то приманчивая и достоверная сила,

взявшаяся помогать Гуськову в его судьбе…» [9, 121]Помогать или губить? А

обещание было таким: « Врёте: выживу. Рано хороните. Вот увидите:

выживу.»[9,

122]

Андрей

Гуськов

сдержал

это

обещание.

Так

предательство зародилось в нём обидой на родные места. Герой даже

держался отдельно от односельчан, на родных не оглянулся, уходя. Другой

он был, не как все: «Андрей смотрел на деревню молча и обиженно, он

почему-то готов был не войну, а деревню обвинить в том, что вынужден её

покидать» [9, 120]

Попав на фронт, Гуськов сначала спрятал от себя мысль о спасении:

«Столько

он

перевидал

рядом

с

собой

смертей,

что

собственная

представлялась неминуемой» [9, 122] . «За три года Гуськов успел повоевать

и в лыжном батальоне, и в разведроте, и в гаубичной батарее» [9, 122].

Нет, он не был трусом, хотя «не привык, да и не мог привыкнуть к

войне, он завидовал тем, кто в бой шёл так же спокойно и просто, как на

работу, но и он, сколько сумел, приспособился к ней – ничего другого не

оставалось. Поперед других не лез, но и за чужие спины не прятался – это

свой брат увидит и покажет сразу… Среди разведчиков Гуськов считался

надёжным товарищем, его брали с собой в пару, чтобы подстраховать

друг друга, самые отчаянные ребята. Воевал, как все, – не лучше, не хуже.»

[9, 122-123]Когда «начал проглядывать конец войны», в душе героя стала

крепнуть «открытая и беспокойная» надежда уцелеть. Иногда он испытывал

счастливую уверенность в том, что должен выжить. Но рядом гибли тысячи ,

и страх быть убитым рос: «Поддаваясь страху, не видя для себя впереди

удачи, Гуськов осторожно примеривался к тому, чтобы его ранило –

конечно, не сильно, не тяжело, не повредив нужного, - лишь бы выгадать

время.»[9, 123]

Так боец Андрей Гуськов мысленно дезертировал с

фронта. Летом сорок третьего года он был ранен . Но не о таком ранении

мечтал герой: «…ранило совсем не легонько. Почти сутки он не приходил в

себя. А когда очнулся и поверил, что будет жить,

утешился: всё,

отвоевался. Теперь пусть воюют другие.»[9, 124] Герой решил, что спасся,

война для него закончена, но он жестоко ошибся: « в ноябре, когда подошло

время выписки, время, которого с таким нетерпением он ждал и ради этого

чуть ли не лизал свои раны, его оглушили: в часть. Не домой, а в часть. Он

настолько был уверен, что поедет домой, что долго ничего не мог

сообразить, решив, что произошла ошибка, потом побежал по врачам, стал

доказывать, горячиться, кричать. Но его не хотели слушать. Можешь

воевать – и точка… Топай, Андрей Гуськов, догоняй свою батарею, война не

6

кончилась… Он боялся ехать на фронт, но больше этой боязни были

обида и злость на всё то, что возвращало его обратно на войну, не дав

побывать дома.»

[9, 124]

Ведомый чувством всё тем же обиды,

породившим злость и страх за свою жизнь, Гуськов совершил самое большое

предательство в своей жизни, после которого у него просто не было

обратного пути: вместо того, чтобы отправиться на фронт,

«в самый

последний момент… Гуськов запрыгнул… в поезд, идущий на восток. Будь

что будет.»[9, 125]

Итак, дезертиром Андрей Гуськов начал становиться с момента

отправки на фронт: обида на родные места, обещание сберечь жизнь, страх

потерять её – всё это продиктовало ему решение нарушить приказ и

самовольно отправиться домой. Но он честно отвоевал три года, считался

надёжным товарищем, его брали в разведку с собой самые отчаянные ребята.

Оказывается, не трусость, так презираемую в воине, а обида на родную

землю стала первопричиной беды. На фронт отправился уже потенциальный

предатель. Но три года обида спала в душе, как змея, правда, плодя

змеёнышей: страх и злость. А с виду солдат был храбрый и надёжный.

7

2.

:

Глава

Раздвоение героя самооправдание и суд совести

.

Почему мыы, прочитав в подробностях описанные автором подленькие

мыслишки и низкие чувства героя, не начинаем его презирать? Во-первых,

потому, что сначала ничего особо страшного в гуськовской обиде не видно,

а страх за свою жизнь понятен (кто может дать гарантию, что сам не

испытывал бы того же?). Во-вторых, у Гуськова есть совесть, которая, как

только Андрей оказался в поезде на восток, начала мучить его, а он пытался

её уговаривать: «Самовольничали, бывало, он слышал, - и ничего, сходило.»[9,

125] Обещал себе «обернуться за два-три дня.»[9, 125] до Иркутска. Но не

мог заставить совесть молчать и, «задумываясь о своей выходке, Гуськов

даже хотел, чтобы его сцапали и завернули обратно. Но в таких случаях

везёт: никто его не остановил.»[9, 126] Везёт ли? Наконец, он должен был

себе признаться, что в пару дней уложиться невозможно, что это не отлучка,

а дезертирство. И тогда совесть воскресила в его памяти «показательный

расстрел, который ему довелось видеть весной сорок второго года, когда он

только что пришёл в разведку. На большой, как поле, поляне выстроили полк

и вывели двоих: одного – самострела с подвязанной рукой, уже пожившего,

лет сорока, мужика, и второго – совсем ещё мальчишку. Этот тоже

захотел сбегать домой, в свою деревню, до которой было, рассказывали,

вёрст пятьдесят.»[9, 126] Особенно ярко вспоминалось Гуськову то, «с

какой ненавистью и брезгливостью смотрели солдаты на самострела.

Мальчишку жалели, его – нет. «Шкура! – говорили. – Ну и шкура! Всех

захотел перехитрить.»[9, 126] Совесть Андрея говорила в нём ясно и

жёстко: «А он, Гуськов, чем лучше других? Почему они должны воевать, а он

кататься туда-обратно – вот как рассудят, вот что поставят ему в вину.

На войне человек не волен распоряжаться собой, а он распорядился, и по

голове его за это, ясное дело, не погладят.»[9, 126] Как отреагировал герой

на это? Пошёл сдаваться? Нет, страх смерти был в нём сильнее совести. Он

затаился на месяц в Иркутске: «просидел в оцепенении и страхе весь день,

всё собираясь подняться и куда-нибудь… а потом и вовсе застрял, решив,

что ему лучше переждать, пока его окончательно потеряют и дома, и на

фронте.»[9, 126] Таким образом, голос совести был почти задавлен страхом,

животным желанием жить. Но, «он как-то враз опостылел сам себе,

возненавидел себя, хорошо понимая, что в том положении, в котором он

оказался, хлопот с собой не оберёшься.»[9, 127] Через месяц Гуськов решил

двигаться дальше, «хоть на смерть, но дальше.»[128] Кажется, он оставил

надежду на светлое будущее, ведь теперь «расхлёбывай – не расхлебать,

кайся – не раскаяться.»[9, 128]

8

Ясный голос совести, звучащий в Гуськове, свидетельствует о том, что

перед читателем

страдающий и запутавшийся человек. Он не видит

возможности соединить в себе желание жить и успокоенную совесть.

Предателей не прощали. Андрей был уверен, что его ждёт расстрел, а он

боялся смерти, но и с совестью своей ничего поделать не мог. Началось

мучительное раздвоение героя.

Устроившись в зимовье недалеко от своей родной деревни Атамановки,

Гуськов доживал свои дни отшельником. Герой начинает совершать

поступки, которые не может сам себе объяснить. Подстрелив козулю,

подходит к раненому животному, чтобы добить, но вместо этого « стоял и

смотрел, стараясь не пропустить ни одного движения, как мучается

подыхающее животное, как затихают и снова возникают судороги, как

возится на снегу голова. Уже перед самым концом он приподнял её и

заглянул в глаза – они в ответ расширились, и он увидел в их плавающей

глубине две лохматые и жуткие, похожие на него, чертячьи рожицы.

«Вот здесь впервые на читателя веет ужасом.- Прим моё О.О.) Он ждал

последнего,

окончательного

движения,

чтобы

запомнить,

как

оно

отразиться в глазах, и пропустил его. Ему казалось, что глаза козули в этот

момент были обращены в себя.»[9, 152] С одной стороны, это наслаждение

смертью, что внушает ужас не только читателю, но, похоже, и самому герою,

увидевшему себя в меркнущих глазах убитого им животного. Оборотнем

называют исследователи проявившуюся в этом эпизоде составляющую души

Андрея. С другой стороны, Гуськов будто сравнивал себя с этим бедным

животным, поэтому хотел посмотреть на свою смерть со стороны, хотел

угадать, что будет чувствовать в это мгновение сам. Он «ненавидел и боялся

себя, тяготился собой, не знал, как себе похлеще досадить, что сделать,

чтобы стало ещё хуже, чем есть. И, самоедствуя, грозил: ну, погоди,

придёт

пора,

ударит

час!

Потом

спохватывался

со

страхом:

действительно, придёт пора, ударит час! Ещё как ударит! Не поднимешься,

не опомнишься.»[9, 153] Здесь хорошо видно, что Андрей буквально

разрывается между совестью и желанием жить. Живя в одиночестве, Гуськов

научился по-волчьи выть и даже гордился этим приобретённым умением. Но

кроме гордости видно здесь и огромное отвращение к себе, и осознание

всего ужаса своего положения:

«Когда становилось совсем тошно, он

открывал дверь и, словно бы дурачась, забавляясь, пускал над тайгой

жалобный и требовательный звериный вой. И прислушивался, как всё

замирает и стынет от него далеко вокруг.»[9, 154]Так страх смерти и

9

желание выжить во что бы то ни стало стали звериной природой героя, а

совесть, это исключительно человеческое качество, казнила зверя в нём.

Но Андрей Гуськов, как и большинство людей, всеми силами старался

найти хоть какое-нибудь оправдание своему предательству. И нашёл. Узнав о

том, что его жена, Настёна, носит под сердцем долгожданного ребёнка, он

воскликнул: « Это больше всякого оправдания… Это ж кровь моя дальше

пошла. Не кончилась, не пересохла, не зачахла. А я-то думал, я-то думал: на

мне конец, всё, последний, загубил родову. А он станет жить, он дальше

ниточку потянет. »[9, 177] Андрей был очень рад такому повороту событий.

Конечно, Гуськов хотел быть хоть в чём-то полезным своей жене, сознание

того, какую тяжесть взвалил он на Настёну, мучало героя. А теперь впервые

за то время, что Андрей прятался, он позволил себе поглядеть на свою

родную деревню и удивился, как выгорела от страданий душа в нём:. «Там

изболелся, исстрадался, готов был что угодно отдать, чтобы пусть разок

напоследок, пусть одним глазком взглянуть на свою Атамановку, ради

этого, можно сказать, и шёл сюда – и вот пришёл, а душа пустая. Неужели

правда всё выгорело дотла?»[9, 203-204] Он перевёл взгляд на избу своего

погибшего друга и предался было воспоминаниям, но совесть продолжала

его казнить: « Люди уже сейчас избегают тебя вспоминать, у тебя нет

пристанища, откуда могут пойти воспоминания, ты и живой для них

стёрся и растаял, как прошлогодний снег. А потом: память о человеке,

которая идёт к людям, наверняка знает себе цену, поэтому память о тебе

вечно будет стыдиться и прятаться, как прячешься сейчас ты.»[9, 204]

Вот эта правдивая беспощадность Андрея к себе и не даёт читателю

испытывать отвращение

к

герою,

презирать его,

напротив,

рождает

сострадание.

Непроходящее жгучее чувство вины перед отцом за предательство

заставляет Гуськова увидеть его: «Он обязан был увидеть отца,

существует же что-то такое, что передаст пред смертью отцу, что

сегодняшним утром сын стоял перед ним, испрашивал прощения, -

обязано что-то существовать. И отец простит.»[9, 209]Андрей

бессознательно ищет отцовского прощения, как избавления от непомерного

груза вины. Но Андрей был рад, что отец его не увидел, потому что считал,

что ношу свою он должен нести один. И Настёну хотел он неё избавить, но

понял, что не сможет: «Врёшь – без Настёны тебе жизни нет. Настёна

тебе дышать даёт и, может быть, далеко-далеко вперёд, даже после

твоей смерти.»[9,210] Но самооправдание продолжало съедать Гуськова. Он

думал о войне, о своём предательстве, хотел жить: «Я ж не власовец какой-

10

нибудь, что против своих двинулся, а я от смерти отступил. Неужто не

зачтётся?.. Такая война! – а я утёкнул. Это ж уметь надо – чёрт

возьми!»[9,214]Жажда прощения без раскаяния стала причиной раздвоения

героя: с одной стороны, отступник, с другой, удалец, обманувший смерть –

безобразная личина предательства видится в этом хвастовстве. Но «куда

теперь? Этот вопрос стоял перед ним постоянно…»[9, 233]

11

3.

,

Глава

Месть ведущая к одержимости злом

.

Не просто веет ужасом на читателя, а заставляет оцепенеть от этого

чувства

эпизод убийства Андреем телёнка на глазах коровы. И голос

рассудка здесь бессилен: да, герой был очень голоден: « Он постоянно хотел

есть, и всё кругом представлялось ему, как и он, голодным и жадным,» [9,

233 ] – и добывал еду; да, хотел избавить корову от этого зрелища и тащил

телёнка от неё; да, стал убивать тогда, когда потерял надежду, что корова

отстанет. И всё же ужас. Потому что всё не так просто.

Потеряв вследствие своего предательства возможность жить по-

человечески, имея дело с «полезным домашним скотом» [9, 236], Андрей

особенно пристально следит за телёнком. Автор замечает, что хоть эта

потеря была не из самых важных, но ощущалась почему-то героем,

«болезненной и непонятной», так что «что-то не хотело с нею мириться» [9,

236]. А у людей был праздник, 1 мая, корова без догляда и увела сосунка со

двора. «Гуськов, довольный, улыбнулся, ему показалось, что не кто иной, как

он подстроил этот побег.[9, 236] Что касается людского веселья, то

«Гуськова охватили не отчаяние и обида… а взяло какое-то недоверчивое

удивленье: празднуют… И наплевать им, что он бродит поблизости» [9,

237].

Может,

не

только

есть

хотел,

но

отомстить

за

своё

несуществование? Отгоняя корову от двора, и встретившись с её глазами,

«водянистыми и невинными,» [9, 238] Гуськов почувствовал слёзы на глазах.

Ловя бычка, ощутил, что «злость у человека перешла в ярость» [9, 238].

Поймал наконец. «Бычок от обиды и страха заревел…человек бегом потянул

его к речке» [9, 238].А дальше автор подробнейшим образом описывает, что

происходило

с

телёнком

:

«жалобно

взмыкивал»,

«пошатываясь,

постанывал … обессилел и надорвался памятью, понятием чутьём», «так

обессилел, что не мог стоять на ногах» [9, 238-239]. Коровой, которая, не

задумываясь, бросилась на лёд за своим дитём, закричала, увидев его

убийство. О гуськовских чувствах сказало лаконично: «Совсем озверев…» [9,

239 ]. Ещё, что он в коровьих глазах, когда разрубил тушу телёнка, «увидел

угрозу – какую-то постороннюю, не коровью, ту, что могла свершиться»

[9, 240], и поспешил уйти. Но дело в том, что сцену эту читатель видит

глазами Гуськова. Ведь это и Андрея мучит детская беззащитность телёнка,

его боль, страх и материнская преданность коровы. Но чувствуя всё это, он

совершает убийство.

«От запаха

… ещё не потерявшего жизни мяса,

Гуськова едва не стошнило» [9, 239], три куска он отрубил от туши ,

остальное «забросал хламьём» [9, 240] Зачем он это сотворил? Похоже,

12

Андрей расправился с человеком в себе. Не зря на протяжении всей этой

жуткой сцены автор чаще называет героя не собственным именем, а

«человек». В конце эпизода есть замечание: «Он и сейчас не знал, только ли

ради мяса порешил телка или в угоду чему-то ещё, поселившемуся в нём с

этих

пор

прочно

и

властно»

[9,

240].Отныне

Андрей

перестаёт

принадлежать самому себе: зло правит им. Но именно в этой сцене герой

сделал окончательный выбор, и её важно осознать как мистическую. В свете

гуськовской совести эпизод убийства телёнка ужасен, но Андрей не

остановился. Он мстил человеку в самом себе. Наверное, здесь истоки

читательских чувств.

Безвыходность положения, муки совести, желание жить и бессилие,

одержимость злобой до неузнаваемости изменили Андрея: «Лицо его сильно

заострилось и высохло, даже сквозь бороду видно было, как обвисли на нём

щёки. Глаза застыли и смотрели из глубины с пристальной мукой. Борода

казалась уже и не чёрной, а грязно-пегой, завитки на неё делали её и того

более неряшливой. Голову он держал, подав вперёд, словно постоянно

всматриваясь и вслушиваясь во что-то перед собой, - так оно скорее всего

и было. Волосы… висели неровными лохмами. Глаза… зашлись тоской и

потеряли всякое выражение. Кроме внимания…»[9, 260-261] Кажется, нет

больше человека. Остался загнанный зверь.

Наконец, пришло лето, до которого Андрей давал себе возможность

пожить. Но и теперь умирать не хотелось! На предложение же Настёны

сдаться Гуськов ответил так: «Не за себя боюсь – мне бы, может, это в

радость было: встать под расстрел. Там хоть зароют, а здесь и спрятать

некому. Не хочу вас марать. А если узнают, что родила от меня, - съедят

тебя. Я-то ладно, с меня спрос особый, а тебе за что? И родишь ты – на

ребёнка вся слава упадёт, век ему маяться с ней. Нет, не пойду.»[9, 265]

Герой, видимо, отчасти лукавит: им движет не только страх за жену и

ребёнка, за их честное имя, но и снова животное желание жить. Как

загнанный в угол зверь, со злостью, с ненавистью он обвинил Настёну в том,

что она хочет избавиться от него. Потом просил прощения.

Вот, кажется, ничего человеческого в Андрее не осталось, и вдруг он со

слезами кается перед Настёной за несправедливые и обидные упрёки. Таким

читатель видит его на страницах повести в последний раз и не может не

согласиться , что даже одержимость злом не в состоянии до конца растоптать

человека в человеке.

Андрей знает свою вину, мучается под её тяжестью. Но не всякое страдание

преображает. Страдание Гуськова не столько от трезвого и жёсткого

13

приговора совести, а от попыток найти оправдание своему предательству,

ибо главное его стремление - во что бы то ни стало выжить. Герой

раздваивается: звериное начинает явственно проглядывать в нём, заменяясь

одержимостью злобой. Это ужасает. Но на фоне зверя особенно отчетливо

виден человек. И читатель не может презирать этого страдальца.

14

4.

Глава

Что станет с Гуськовым

.

Конец этой истории печален. Настёна, не желая выдать мужа и

достаточно намучавшись, была вынуждена утопиться. Страшно представить,

что почувствовал Андрей в тот момент, когда узнал о случившемся, ведь при

его по-звериному обострившемся слухе, зверином чутье на опасность он мог

слышать происходящее, потому что произошло это на Ангаре, недалеко от

его зимовья.

Получается, что теперь, когда война уже кончилась, о предательстве

Андрея узнали, его почти нашли! Мало того, по его вине погибли жена и

ребёнок, при смерти догадавшийся о предательстве сына отец. Андрей

Гуськов остался единственным представителем своего рода, и у него теперь

есть три пути.

Первый – далее идти на поводу всепобеждающего желания жить. Его,

например, считает единственно возможным, словно дописывая за Распутина

финал, С.П. Залыгин, утверждая, что Гуськовым движет только страх смерти,

а потому «… даже гибель жены, матери его неродившегося ребёнка, гибель, в

которой повинен он сам, не в состоянии заронить в душу Андрея Гуськова ни

чувства раскаяния, ни жалости, ни самоосуждения, ничего, кроме ещё более

сильного, чем прежде, звериного желания жить. Жить – хотя бы неделю, хотя

бы в диком одиночестве, в пещере, в голоде и холоде. Существовать в жизни

самой мерзкой, низкой и бессмысленной, но существовать. Если потребуется,

убивать ещё и ещё – отца, мать, односельчан, кого угодно, - но

существовать!» [4, 385]

Но если предположить, что не только животное желание жить движет

героем, но и чувство вины, которое с гибелью жены должно увеличиться, то

возможен второй путь – покончить жизнь самоубийством сразу или, что

страшнее, сначала отомстить за Настёну преследовавшим её людям, всей

Атамановке (вряд ли у Гуськова есть силы взять всю вину на себя, вспомним:

герой одержим чувством злобы и мести людям), а потом уже казнить и себя.

Ведь обещал же он Настёне: « Я для тебя буду жить, больше мне тут

делать нечего. А станут совсем донимать тебя – всех порешу, всех пожгу,

родную мать не пожалею»[9, 264].

Но есть и третий

вариант : сдаться и принять наказание за всё

содеянное. Его Гуськов обдумывал многократно: « … если пойти, сдаться –

получай, что заслужил: и чем больше, тем лучше. Заслужил – прими. Чем на

себя руки поднимать – пускай закроют, кому велено…»[9, 265]. Идти этим

15

путём прежде отказывался, не желая марать родных. Теперь марать почти

некого.

В последних двух главах повести Андрей не появляется. Последняя

реплика героя в повести звучит так: «Себе, значит, не верь, а ей верь…

Славно.» [9, 272 ].В чём же надо было Андрею верить Настёне? Она думала

так: « Не лучше ли Андрею всё же выйти и повиниться? Веруют же: об

одном кающемся больше радости на небе, чем о десяти праведных. Люди

тоже должны понимать, что тот, кто упал до такого греха, впредь для

греха не годится» [9, 270]. Сердце подсказывало любящей женщине, что

спасение мужа в раскаянии, но перед ней было «провисшее и некрасиво

заросшее, как замшелое, лицо Андрея, его провалившиеся глаза, острые,

измученные страданием» [9, 270],

и от безнадёжной боли вздрогнула

Настёна: не раскается. Читатель тоже склоняется к этому варианту развития

событий.

Но всё же есть у Андрея этот третий путь, о котором умоляла его жена,

как возможность, пусть, судя по его душевному состоянию, почти

призрачная: выйти к людям и принять наказание. Это единственный путь

спасения от озверения: покаяние без самооправдания. И пока Гуськов жив,

этот шанс у него есть. Тогда не только увиденное С.П. Залыгиным звериное

есть в желании героя жить, но в этом желании спасительный залог победы

над злом в своей душе.

И В.Г. Распутин шанса этого у своего героя не отнял. Вот в чём

видится причина открытого финала судьбы Андрея Гуськова.

На уроке внеклассного чтения важно выявить эти три пути,

открывающиеся перед главным героем повести, обратив внимание учеников,

что лишь последний – покаяние- способен спасти человека от

расчеловечивания. Может быть, об этом и надо помнить, когда живёшь.

16

Заключение

Как же В.Г. Распутин формирует читательское отношение к образу

предателя Андрея Гуськова, а одновременно и даёт возможность получить

опыт того, как не судить?

1.

Автор

пишет

историю

рождения

и

развития

предательства

в

человеческой душе, но не спешит с описанием факта предательства,

раскрывая его предысторию, чтобы читателю герой стал понятен.

Оказывается, обида на родную землю, родившаяся в душе Гуськова в

момент ухода на фронт, сделала его потенциальным дезертиром. Она

не мешала ему честно воевать. Но вызванное обидой обещание

вернуться живым во что бы то ни стало заставило Андрея нарушить

приказ отправиться после госпиталя на фронт и поехать домой.

2.

Затем автор обнажает перед нами душу предателя. Её муки столь

ужасны, а совесть так ясно и беспощадно говорит герою всё, что мог

бы сказать ему и читатель, что желание осудить не успевает

возникнуть. Мало того, читателю жаль этого страдальца, самого себя

загнавшего в ловушку: жгучая вина, соединённая с постоянным

самооправданием; казнь совести и неистребимое желание жить;

вернуться живым и не иметь права жить – что можно выдумать

страшнее.

3.

Но жалость в душе читателя побеждается с ужасом в сцене убийства

Андреем телёнка на глазах у коровы. Это не только телёнка Гуськов

убивает, а человека в себе. Такова его месть людям за своё

несуществование для них. Зло, поселившееся в нём, убило добро.

4.

Но душу Андрея, теперь одержимую злом, в последний раз читатель

видит в момент покаяния перед женой. Значит, ещё не всё в Гуськове

зло. И его неистребимое желание жить не только следствие себялюбия

и трусости, но последний шанс стать человеком: только оставшись

живым можно покаяться в дезертирстве, взять на себя вину за смерть

Настёны и ребёнка, выйдя к людям и приняв наказание. Степень

одержимости Гуськова злом велика, но крошечный шанс есть. И автор

не отнимает у героя возможности к возрождению, оставляя открытым

финал его судьбы.

Читатель чувствует, что осудить – равносильно добить в герое

человека. Пожалеть – помочь спасти душу. И жалеет сквозь ужас, без

отвращения. Так «русский писатель доказывает русскому читателю

правомерность русской христианской логики»[2, 394] : «Не судите…»

17

Список литературы.

1.

Астафьев В.П. Вглядываясь вглубь// В.Г. Распутин Повести и

рассказы. Том 1. – М., 2007.

2.

Бондаренко В.Г. Поминальная молитва Валентина Распутина // В.Г.

Распутин Повести и рассказы. Том 1. – М., 2007.

3.

Дунаев М.М. Православие и русская литература. Том VI (2). –М., 2004

4.

Залыгин С.П. Повести Валентина Распутина // В.Г. Распутин Повести и

рассказы. Том 1. – М., 2007.

5.

Золотусский И.П. В свете пожара.- М.,1989.

6.

Котенко Н.Н. Валентин Распутин. – М., 1988.

7.

Курбатов В.Я. Права памяти и память правды: Валентин Распутин //

Русская литература XX века. – М., 1999.

8.

Курбатов В.Я. Прощание для встречи // Распутин .В.Г. Уроки

французского. – М., 2005.

9.

Распутин В.Г. Живи и помни // В.Г. Распутин Повести и рассказы. Том

1. – М., 2007.

10.Семёнова С.А. Валентин Распутин – М., 1987

11.Тендитник Н.С. Валентин Распутин: очерк жизни и творчества. –

Иркутск, 1987

18